Дверь с той стороны [Сборник] - Страница 94

Закрытый диктограф стоял на столе. Истомин ухватил его за ручку, отнес к себе, установил и снял крышку, готовый диктовать.

На валике он увидел кусок пленки, еще не снятый. Петров, по-видимому, не успел доделать очередную статью закона. Истомин аккуратно оторвал исписанный кусок, чтобы потом передать автору. Из любопытства писатель пробежал текст глазами.

Это не было проектом закона. На листке был записан диалог. Не иначе, Петров решил заняться литературой — стоящий на виду и бездействующий диктограф способен спровоцировать человека на самые неожиданные поступки. Диалог из романа? Интересно…

Диктовавший, верно, не был знаком с работой на диктографе, не обозначал знаков препинания и абзацев. На пленке был сплошной текст, но Истомин, повозившись, расчленил текст на фразы, расставил, порой колеблясь, запятые и острыми зигзагами обозначил абзацы.

Диалог, по-видимому, был записан не с самого начала.

— Мне не нравится то, что вы делаете в последнее время.

— Уверяю вас — и мне тоже.

— Тогда какой смысл играть с огнем?

— Это встречный огонь.

— Не понимаю.

— Да, у вас на Анторе мало лесов. На Ливии много. Иногда лес горит. Тогда надо поджечь его в том направлении, куда идет пожар; два пожара встречаются — и съедают друг друга.

— Красивая картина. Но ее смысл…

— Вам не кажется, что предстоит драка?

— В ней не будет виноват никто, кроме вас.

— Возможно. Но сказать это — еще не значит предотвратить ее.

— Я сказал еще не все. Слушайте. Я понял вас.

— На этот раз это могло бы показаться неясным мне. Но успокойтесь: я вас тоже понял.

— Вы — меня?

— Не знаю вашего имени, но полагаю, что в состоянии с уверенностью определить профессию и задачу.

— Вот как… Имя, кстати, настоящее. Как и ваше.

— Приятно разговаривать с хорошо информированным человеком.

— Да, я информирован. Увы!

— Почему — увы?

— Потому что я человек долга. И считаю, что долг следует исполнять в любых условиях.

— Но это и хорошо!

— Вы, видимо, не поняли меня до конца. Выполняя свой долг, я буду вынужден, как только примут наш закон, применить его к вам. Теперь поняли?

— Разумеется! Но об этом я и хотел просить вас.

— Это мне не совсем понятно.

— Вы исполните свой долг…

— Скажу откровенно: мне не хочется этого. Я считаю, что именно вы должны сейчас быть…

— Несмотря на груз прошлого — так, кажется говорят у вас?

— Да, груз вы несете немалый. Никак не могу понять, что побудило вас…

— Вы не поверите: склонность к парадоксам.

— Не понял юмора.

— Какой же это юмор? Совершенно серьезно. Вы никогда не задумывались над тем, что монархия — более прогрессивная форма правления, чем демократия? Не смейтесь, вам придется согласиться со мною. Вспомните историю. Когда государства делали очередной шаг вперед? В периоды, когда к власти приходили молодые, энергичные, не отягощенные предрассудками монархи. Петр Великий, Генрих Четвертый французский, Елизавета Тюдор… Человек лет в двадцать, а то и раньше, получает абсолютную власть; вместе с ним к руководству приходят и его — пусть неофициальные — советники и соратники из числа сверстников. Они горят желанием что-то сделать — и делают. Я убедил вас?

— Ну… не знаю.

— При демократии к власти приходят люди, как правило, в зрелом — чтобы не сказать пожилом — возрасте. Жизнь научила их быть осторожными, и не столько желать нового, сколько хранить уже достигнутое. Первые активны, вторые инертны. А теперь попробуйте меня опровергнуть.

— Вы и в самом деле так думаете?

— Я же сказал: люблю парадоксы. Но в молодости я и вправду рассуждал именно так. А потом привык.

— И что же?

— Я считал, что из меня мог бы получиться неплохой монарх. А на молодых планетах это не так сложно. К сожалению, ненадолго.

— Теперь понимаю. Но ведь молодость, кажется, позади?

— Увы! Теперь моя очередь сказать — увы! Позади, и именно поэтому я приветствую ваше намерение. Потому что оно дает мне возможность уйти — и одновременно выполнить задачу.

— Какую?

— Загладить свою вину. Драки не будет. Ее никто не хочет, но взрывчатая смесь создана, и все ожидают, когда проскочит искра, и она загремит. И вдруг… оказывается, для вражды нет никаких оснований, напротив, все любят друг друга, все — очень милые люди, а виноват во всем лишь один человек, который и понесет наказание. Какое облегчение почувствуют люди! Какой привлекательной покажется им жизнь! Ведь сейчас, если бы не ожидание драки, мы давно впали бы в летаргию, а она перешла бы в смерть. Теперь они воскреснут: добро стимулирует жизненную активность.

— Надолго ли?

— Не знаю. Но альтернативы нет. Итак, вы согласны?

— Вы меня убедили. Признаюсь, когда я понял, кто вы, я составил себе значительно худшее мнение о вас.

— Когда поняли? Выходит, вы пустились в путь не из-за меня? Для чего же?

— Вы не обидитесь, если я сейчас не скажу этого?

— Это ваше право. Итак, сделайте вот что. Идемте, я покажу вам удобное место и объясню по дороге. Надо…

На этом диалог кончался. Странный диалог. Истомин ощутил беспокойство. Что происходит? Этого он не мог понять. Диалог, конечно, не сочинен. Просто люди разговаривали, а случайно включенный диктограф записал. Во всяком случае, жить не становилось проще, и население «Кита» ожидали, по-видимому, новые неожиданности и разочарования.

Капитан вошел в рубку связи. Было темно, рубку заполняли приглушенные голоса. В воображаемом пространстве за экраном двигались и разговаривали фигуры. Сперва Устюгу показалось, что голоса звучат в пустом помещении. Потом он разглядел Лугового. Втиснувшись в дальний от экрана угол, штурман бормотал и жестикулировал, и его бормотание сливалось с голосами героев фильма. Капитан сначала удивился, потом понял: штурман уже перевоплотился в одного из персонажей картины, говорил его словами и чувствовал его ощущениями. Капитан подошел к Луговому, взял его за плечо и сильно встряхнул. Штурман повел глазами в его сторону, но не прервал своей реплики.