Дверь с той стороны [Сборник] - Страница 118

118

— Где же он может быть сейчас?

— Ну, корабль велик, — проговорил капитан, но тон его голоса не соответствовал смыслу слов. Капитан ускорил шаги, словно салон пассажирской палубы вдруг стал ему в тягость.

Проснувшись, физик почувствовал себя счастливым. Он любил женщину, и она была рядом. А что еще нужно для жизни?

Проклятая страсть к обобщениям и на этот раз подвела его: он стал думать, что нужно и что не нужно для жизни, и сумасшедшая идея снова ударила ему в голову, и он ощутил горечь во рту.

Он тихо оделся, стараясь не разбудить ее, хотя ему очень хотелось сделать именно это. Но совесть была неспокойна, и он знал, что это состояние не пройдет, пока ему не докажут, что мысли его — совершенный бред. Или пока он не докажет противоположное.

Он решил, что не станет выносить свою идею на общий суд. Обсуждать ее было лучше с каждым в отдельности, когда мнение соседа не может повлиять на отвечающего.

Сначала он зашел к администратору. Рассказывая ему, физик уточнял подробности и для самого себя.

Карский выслушал его серьезно и внимательно.

— Не знаю, — сказал он. — Надо подумать, посоветоваться. Основательно подумать, не торопясь.

На языке администратора это означало несогласие.

Капитан хмуро смотрел на Карачарова, словно пытаясь по его лицу прочитать, где физик был ночью.

— Сколько, вы говорите, лет? — переспросил он. Потом нехотя усмехнулся.

— Нет, — сказал он. — Может быть, теоретики и смогли бы воодушевиться этим. Но я человек практический и прямолинейный. Живу сегодняшним днем. Если я вижу, что надо отдать приказ, который сегодня нужен — я его отдаю. И сам исполняю, хотя бы позже мне и пришлось поплатиться за это. И я не заглядываю в тысячелетия.

Физик не обиделся: он чувствовал свое преимущество перед капитаном. И потом, разве Устюг не был прав?

Инна выслушала его невнимательно. Она была недовольна тем, что физик помешал ее туалету.

— Ах, спросите лучше Сашу, когда он проснется, — сказала она.

Карачаров пожал плечами. Инна схватила его за рукав.

— Доктор, — проговорила она просительно. — Он молод… но это ничего. И не смотрите на меня так.

— Я и не смотрю, — ответил физик и направился к Нареву.

— Знаете, — с досадой сказал ему бог роботов, — всерьез и философски думать о детях и о том, что им понадобится и что не понадобится, хорошо, когда вы полагаете, что у вас их не будет.

— Гм, — сказал физик.

— Да! — яростно сказал Нарев. — У вас были дети? У меня тоже не было. И я совершенно не знаю…

— Я тоже.

Нарев улыбнулся.

— Ну, излагайте.

Он внимательно выслушал.

— Вы бы придумали что-нибудь… поближе, что ли. Что-то конкретное, реальное. Столь отдаленная цель — это уже почти и не цель.

— Чепуха! — вспылил физик. — Громадные цели вблизи вы просто не разглядите.

— Это теория, — сказал Нарев терпеливо. — А мне вы подавайте дело.

— Ничего я вам не обязан подавать! — сердито заявил Карачаров.

Инспектор выслушал его, не прерывая.

— Видите ли, — сказал он затем. — Я ведь, как вы знаете, в этом абсолютно ничего не понимаю, но если мне скажут, что надо что-то сделать, я сделаю. Решают пусть другие.

Он был не в настроении и, может быть, даже не спал ночь — глаза его ввалились, и под ними были черные полумесяцы.

— Вам нездоровится? — спросил Карачаров.

Инспектор махнул рукой.

— Да нет, — вяло сказал он. — Вот только мучают воспоминания. Любить ведь можно не только присутствующих, правда?

— Простите, — сказал Карачаров.

Инженер Рудик воспринял его идею по-другому.

— Ничего, — одобрил он. — С размахом. Только не представляю, как это будет делаться практически.

— Я же объяснил. Существуют реакции между элементарными частицами, в результате которых, скажем, из двух частиц возникают три. Иными словами, мы, затрачивая энергию, можем производить вещество нужного нам знака. Затем…

— Вы объясняете в принципе, — прервал его инженер, — а я хочу видеть технологию. Этот наработанный материал — как вы будете выводить его за пределы корабля, в пространство?

— Я полагал использовать выходы двигателей…

— Не получится. Двигатели рассчитаны на выброс излучения, а не вещества. И приспособить их нельзя: тогда они долго не продержатся, а вам нужно, чтобы они работали ого-го сколько!

— Ну, наверное, можно что-нибудь придумать — это не принципиальный вопрос…

— Иногда решают именно непринципиальные обстоятельства. Придумать, конечно, можно, но в любом случае пришлось бы монтировать какие-то приспособления и устройства вне корабля.

— Разве это так сложно?

— Нет — если бы мы могли выйти в пространство. А мы не можем. Вернее, выйти-то можно, да вот назад уже не попасть. Понимаете?

— Нет. Неужели нельзя справиться с такой мелочью?

— Автомат люка — вроде бы мелочь, — кивнул инженер. — Но, понимаете ли, доктор, самые трудные вещи — не всегда самые значительные, а мы здесь, как и всякое человечество, всемогущи лишь в определенных пределах. Хотите, чтобы я вам объяснил детально?

— Я и так верю, — пробормотал физик.

В конце концов все они могли идти к чертям — разве ему больше всех нужно? У него есть Зоя…

Наверное, ему все-таки было нужно больше всех; поэтому он направился не к Зое, а к писателю.

— Что с вами стряслось? — удивился Истомин.

— Да так… мелкие разочарования.

— Пооткровенничайте, полегчает.

Он слушал увлеченно, и, кажется, переживал все, что говорил физик, и видел, как это должно произойти.

118