Мила в этом не участвовала: ей было плохо, она лежала в каюте, оглушенная транквилизаторами. Администратор был где-то заперт — Петров не говорил, где; Вера больше не показывалась среди пассажиров. Но и остальные в конце концов чувствовали себя достаточно скверно и, покончив с печальной необходимостью, проспали чуть ли не сутки — без обеда, ужина и завтрака. Зато, проснувшись, отдохнувшие граждане Кита почувствовали сильное желание пообедать. Но сделать это им не удалось.
В этот день массивные фигуры роботов появились сразу у многих дверей. Роботы ничего не предпринимали; просто не пропускали людей. Инженер Рудик покинул свой пост, чтобы участвовать в печальной трапезе вместе с пассажирами. Назад, в энергодвигательный корпус, инженер попасть не смог. Роботы охраняли трюмы и туристскую палубу. Капитан, проснувшись в своей каюте, не сумел проникнуть в центральный пост и был доставлен роботами в салон. Штурман, неожиданно для большинства людей, оказался в каюте Инны; там ему и пришлось остаться. Под, охраной была и палуба синтезаторов, источник всего насущного, в том числе и пищи. Неудивительно, что обеда не было.
Это было неожиданно. Конечно, роботы и до этого попадались на глаза людям и в последнее время — часто. Но на них как-то не обращали внимания: интересы роботов и их жизнь (если это слово применимо к ним) нигде не пересекались с интересами и жизнью людей, а люди обычно дарят вниманием лишь то, что имеет к ним непосредственное отношение. Роботы могли часами стоять где-нибудь — в коридоре, в отсеке, на площадке лифта, — не шевелясь, не издавая ни звука, так что трудно было сказать, включены они или нет, воспринимают ли окружающий мир или целиком погружены в себя. К ним привыкли, как к предметам обстановки, как на Земле и планетах, где они постоянно были на глазах, выполняя самую разную работу. Но, видимо, интересы роботов и людей лишь казались параллельными, нигде не пересекающимися; в конце концов они пересеклись, как в неэвклидовой геометрии, а пересекшись, крест-накрест перечеркнули и то немногое, что еще оставалось у людей.
Люди сидели за столом. Парящие автоматы не появлялись. Играла музыка, обычно сопровождавшая обеды, и от этого еще больше хотелось есть.
— Кажется, — нарушил молчание капитан, — нам предстоит умереть с голода.
Кое-кто пожал плечами — и только.
— Кара, — вяло проговорила Инна. — Стоит ли уклоняться от нее? — Вряд ли она как следует понимала, что говорит: слишком много впечатлений свалилось на нее за последние дни.
— Ну и хорошо, — сказал физик. — Умереть — это еще не самое страшное.
Никто не согласился и не возразил. Люди молчали, словно это и не им предстояло умереть. Только Нарев улыбнулся.
— К чему унывать? — сказал он легко. — Мы умрем, но здесь останется другая раса, не обладающая нашими слабостями. Я передал ей все, что мог — принципы, организацию. Этот мир более приспособлен для них, чем для нас. Не знаю, как вы, а я больше не хочу забот.
Снова наступила тишина, потом послышались приближающиеся шаги. Дверь распахнулась; вошел Карский. За ним следовал робот. Он остановился на пороге, поблескивая объективами, потом отступил, и дверь затворилась.
— Приветствую вас, администратор! — сказал физик. — Вы пока живы; мы тоже. Вот и все новости.
Администратор огляделся.
— Где Вера?
— В вашей каюте, — сказала Зоя. — Она, кажется, плохо себя чувствует.
Физик фыркнул.
— Ну да. Однако кто чувствует себя хорошо? Она просто разъелась. Ничего, сейчас девочка быстро похудеет. Если успеет, конечно. Потому что все это чертовски похоже на конец.
— Нет! — сказал Карский решительно. — Если бы мы захотели найти выход… Беда в том, что мы не хотим его найти!
— Я предлагала обратиться к богу, — медленно, как сквозь сон, опять проговорила Инна.
Нарев посмотрел на нее, усмехаясь.
— Вы? К богу? А, понимаю. Боюсь, дорогая, что тут вас ожидает самое тяжкое разочарование.
— Какое?
— Вам ведь бог представляется, несомненно, мужчиной? — спросил Нарев своим резким голосом. — Ну так вот, это ваша крупнейшая ошибка. Бог — это, конечно, женщина. Если вы знакомы с литературой по данному вопросу, то знаете, конечно, что бог сперва создал мужчину, а женщину — потом. Так вот, будь он мужчиной, он в первую очередь сотворил бы, конечно, женщину; подумайте — и убедитесь, что я прав. Так что бог — ваша конкурентка, друг мой, не забудьте этого!
Он развлекался; Инна широко раскрыла глаза, огляделась; никто не смеялся. Она положила пальцы на кисть штурмана и уже не снимала их.
— Браво, — пробормотал Истомин. — Но бог, он или она, нас, по-видимому, не накормит. И роботы тоже. Почему? Может быть, вы можете ответить и на это?
— Могу, — кивнул Нарев. — Мы дали им сигнал.
— Какой?
— Они просто решили, что мы уже начали уходить. Как он.
Карачаров встал.
— Разговоры, разговоры… — раздраженно сказал он. — Администратор и вы, капитан! Я вижу, что все мы пришли к одному: мы больше не хотим жить, и даже роботы чувствуют это. Что ж, умрем. Но мы не заслужили голодной смерти. Она будет слишком мучительной, к тому же умирать от голода как-то унизительно, вам не кажется? Разве мы не можем уйти проще, быстрее и приятнее? Разве эвтаназия — пустой звук?
Он перегнулся через стол и заглянул в глаза капитану.
— Вы взяли на себя ответственность за нас, когда мы сели на корабль. Доведите же свою миссию до конца! Вы понимаете, о чем я говорю.
— Чего вы хотите?
— Скорость наша велика, хоть мы ее и не ощущаем. Мы не станем ложиться в коконы, а вы дайте резкое торможение. Нас не станет в один миг.