— Не знаю, — неуверенно пробормотал Силин. — Мне никогда не приходилось…
— А я, ты думаешь, учился этому? — крикнул Лог. — Специально готовился? Видел в этом смысл жизни? — Он помолчал. — Ладно. Поговорим о деле. Скоро Земля снова выйдет в эфир. Что ты им скажешь?
— Говорить будешь ты.
— Думаешь, если я решил, меня еще можно переубедить? Нет, на связи останешься ты. Что же ты скажешь?
— Всю правду.
— Нельзя.
— Почему?
— Потому что теперь надо думать о них, а не о нас. Стоит им узнать, как обстоит дело в действительности, и они тут же прилетят, даже не зная, как спасти нас, — прилетят просто потому, что невозможно не прилететь, когда люди гибнут и зовут тебя. И это будет вдвойне мучительно для них и для тебя: видеть их простым глазом — и знать, что ты недостижим для них, как они — для тебя. Лучше избежать этого.
— А если они найдут способ?
— Найдут возможность сесть? Допустим невозможное: найдут. Но можешь ли ты ручаться, что они не погибнут так же, как и наш экипаж? Молчишь?
— Я слушаю.
— Поэтому Земля не должна знать, что люди погибли здесь, на астероиде. Пусть эта чертова глыба считается благополучной во всех отношениях. В таком случае его очередь в программе исследований наступит лет через пятьдесят, если не позже. А к тому времени люди, может быть, научатся делать какие-нибудь прививки…
— Против чего?
Лог ответил не сразу:
— Одним словом, важно, чтобы они не оказались тут сейчас.
— Что же ты предлагаешь?
— Погибнуть.
— Я, наверное, страшно отупел, — пожаловался Силин. — Не понимаю.
— Погибнуть ведь можно везде: можно тут, а можно и на пути домой, в пространстве. Тогда искать некого и незачем: если машина взрывается в рейсе, от нее не остается ничего. Ты понял?
— Чего ж тут не понять, — ровным голосом сказал Силин.
— Для этого нужно, чтобы ты доложил, что на борту все в полном порядке. Потом, выждав некоторое время, ты снова установишь связь и сообщишь, что корабль стартовал и лежит на курсе. Для этой передачи ты изменишь частоту, чтобы имитировать допплер: на самом деле у тебя ведь не будет дополнительной скорости.
— Что такого, — согласился Силин. — Элементарная задача.
Он сам удивился собственному спокойствию. Но ему и в самом деле не было страшно сейчас. Наверное, он еще просто не осознал всего.
— Рад твоему самочувствию, — проговорил Лог. — Эту вторую передачу лучше будет прервать на полуслове. Правдоподобнее. И после этого — ни в коем случае не отзываться больше! Как бы тебе ни хотелось, как бы они ни страдали.
— Это будет трудно, — тихо сказал Силин.
— Очень. Но ты сможешь. Ты сильный парень. «Нас двое могучих, сказал Камал».
— Ну, дальше?
— Дальше? «Но она верна одному».
— Да нет, я… Лог, слушай: ты это о Лиде?
— Это стихи, к ней они не имеют отношения.
— Почему ты так поздно начал летать, Лог? Из тебя вышел бы капитан.
— Не знаю. Боялся, наверное. Мне кажется, что я — вроде нашего Дятла — рассчитан на разовое употребление. Но кому нужна сейчас моя биография? Главное ты понял: чтобы избежать искушений, корабль надо взорвать во время второго сеанса связи.
— Взорвать? Корабль?!
— А как ты хотел? Уверить всех в своей гибели — и потом ждать, не выручит ли счастливый случай? Не надо обманывать себя, великий вождь: на этот раз лучше обойтись без иллюзий. Помни: ты спасешь многих на Земле. И Лиду.
— Да. Спасу от себя — это ты имел в виду?
— Нет. — Спасешь — потому что он обязательно полетит, узнав, что тебе грозит беда. Я ее знаю. Словом, думай об одном: мы выиграли трудный матч, продержались до последнего свистка. А что будет потом в раздевалке, зритель этого не увидит.
— Насчет последнего свистка не согласен, — сказал Силин.
— Вот как? — подчеркнуто удивился Лог.
— Ты слышал его?
— Как тебя сейчас.
— А я считаю, что последний свисток — это первый, которого ты больше не слышишь. А пока слышишь, игра продолжается.
— Это ничего не меняет; взорвать корабль надо. Иначе «Драконы», возвращаясь, нашарят его локаторами и вся наша сказка расползется по швам.
— Мне надо подумать, Лог. Взорвать корабль… Мне ведь не себя жаль. Я не стану обещать тебе сразу. Ты должен обождать.
— Черт! — сказал Лог. — Думаешь, сидеть тут так приятно?
— Приходи сюда.
— Хитер, хитер…
— Какая тебе разница, если в любом случае выход один?
— Разница есть. Хотя бы в том, что мне не хочется лишний раз тащиться через этот сумасшедший лабиринт, созданный господом в приступе белой горячки. Правда, звездный шейк мне стал даже нравиться, но этого слишком мало.
— Соберись с силами и приходи. Подумай: если я откажусь от твоей программы, выполнять ее придется тебе самому.
— И не подумаю. За людей на Земле ты в таком же ответе, как и я. Почему же я должен тебя уговаривать?
— Ну, ладно. И все же подожди полчаса.
— Да к чему?
— Я не верил, что мы справимся вдвоем. Ты убедил меня, и мы выиграли. Теперь моя очередь сказать: потерпи полчаса — и я что-нибудь обязательно придумаю! У меня такое ощущение, что все кончится хорошо. А интуиция редко подводит.
— Господи боже, какой бесстыдный хвастун! Кто когда-нибудь слышал об интуиции Силина? Ладно, я погожу — чтобы наказать тебя за самоуверенность.
— Разве тебе самому не нужно время, чтобы подготовиться…
— К чему — к смерти? Ты начитался романтических книжек. Да человек готовится к ней всю жизнь! Или ты думаешь, что я еще студент и не могу обойтись без ночи перед экзаменом?